Ее самое горячее лето - Страница 16

– Ты спас ему жизнь, а он не стал твоим защитником?

– Я не покупал его и не искал. Пойми меня правильно, он великий пес. И если ты начнешь мне угрожать, он тебе руку или ногу отхватит.

– Я? – Она глянула на посапывавшего под столом Халла. – Буду угрожать?

Джона внимательно на нее посмотрел. За всю свою жизнь он не встречал большей для себя угрозы.

Судя по ее участившемуся дыханию, смысл его взгляда не остался для нее тайной.

Нахмурившись, она провела пальцами по своим бусам и уставилась на пузырьки в бокале с коктейлем. Словно поняла что-то очень важное и очевидное. Или, наоборот, ничего не поняла.

Джона почесал рукой затылок. Спросить у Люка, где он шляется? Нет, нельзя. А какие у него намерения в отношении Эйвери, если вообще есть хоть какие-то? Тоже не спросишь. Черт, стоило ли несколько дней держаться от них подальше, чтобы не мешать им встречаться?

Эта мысль слегка вывела его из равновесия, но ничуть не уменьшила влечения к ней. Самым правильным было удалиться. Уйти прочь. Избегать ее. По крайней мере до тех пор, пока ситуация с ней и Люком не прояснится.

Он постарался взять себя в руки, бегло оглядел ресторан и входную дверь. Затем подогнул ноги, словно собираясь подняться и уйти.

В этот момент подлетел официант:

– О, замечательно, ваш спутник наконец прибыл.

Не хотите сделать заказ?

Джона глянул на Эйвери, которая покраснела как помидор и уткнулась носом в меню.

– Э-э… он еще… я полагаю. Хотя… Подождите секундочку, пожалуйста. Извините.

Наконец она подняла взгляд и одарила официанта лучезарной улыбкой, заставив встрепенуться и Джону. Его словно по голове ударили, отчего мысли у него надолго спутались.

– Я здесь впервые, – посетовала она. – Что ты посоветуешь?

Джона ткнул пальцем в строку меню:

– Ромштекс, – вспомнил о своем друге под столом и добавил: – Мне два.

– Пусть будет три. – Эйвери отодвинула свой бокал с коктейлем.

Когда официант удалился, она медленно положила меню, чуть нахмурилась, потом вздохнула и посмотрела на Джону. Очевидно, слегка озадаченная тем, что они оказались здесь. Вдвоем. И обедают.

Он и сам не знал, как так получилось.

Эйвери переменила позу и спросила:

– Слушай, Джона, ты всегда мечтал о прогулочных судах?

– Прогулочных судах? Больше не о чем поговорить?

– Да, о судах. О погоде. Улавливаешь? – Она развела руки с досады. – Или ты продолжишь сидеть здесь как воды в рот набрав? В таком случае буду счастлива пообедать одна, а ты можешь идти своей дорогой.

– Точно будешь счастлива?

Она выстрелила в него взглядом, и у обоих открылись глаза на происходящее.

Она взяла свой бокал и осушила его. Ее потребность выпить подняла ему настроение. Затем она облизала капельки коктейля с губ. А Джона почувствовал себя хорошо, как никогда.

Он потер рукой подбородок, чтобы колючая щетина окончательно привела его в чувство, но обнаружил, что у него уже выросла короткая бородка. Привычка редко бриться – едва ли не единственная, оставшаяся у него от прежней жизни. А вот обед с симпатичной девушкой не составлял для него проблемы и отнюдь не пугал, как нечто таинственное и смертельно опасное.

Он сжал ладонь в кулак, чтобы спрятать загрубелые пальцы, так похожие на пальцы его отца.

Она хочет поговорить о морских судах? Почему бы и нет?

– Мой отец ходил в море.

– О, семейная традиция.

Джона усмехнулся. Его отец так бы не сказал. Он вряд ли бы понял, почему его сын так гордится своим «Северным чартером». И всеми остальными судами, их количеством. Карл Норт владел лишь одним катером, «Мэри-Джейн», названным в честь матери Джоны. И в конце концов этот катер его погубил.

– Он ловил крабов, – продолжил Джона. – Нырял среди рифов. Все делал своими руками. Больших сетей у него не было, он много времени проводил в океане, не отличался общительностью, о себе не рассказывал и сильно уставал.

Эйвери спросила:

– Был?

– Он погиб в море. Мне и восемнадцати не исполнилось. Хотя успел меня кое-чему научить. Я в четырнадцать лет мог разобрать и потом собрать двигатель катера.

– Считаешь это большим достижением? Я в четырнадцать лет свободно говорила по-французски и составляла меню из пяти блюд для двадцати человек.

– Ты сама готовила?

– Я составляла меню. А готовил повар.

– Ну да, конечно.

Она улыбнулась. Как солнечный лучик. Затем ее пальцы скользнули по бусинкам ожерелья, а самой ей почудилось, что они скользят по чему-то другому.

– А твоя мать?

– Она ушла от нас, когда мне было одиннадцать. С тех пор ее не видел. Трудно быть замужем за мужчиной, который сильнее всего на свете любит синий океан. Когда летние штормы вот-вот перевернут его катер. Когда то и дело меняются квоты на вылов крабов или просто от него отворачивается удача. Он возвращался и на следующий день уходил в море, чтобы снова испытать судьбу. Так устроены все мужчины.

И они были счастливы, подумал Джона и сокрушенно вздохнул. Он имел в виду своих земляков. Их образ жизни. Рейч никогда его об этом не расспрашивала. А Эйвери вытянула все из него одним взглядом.

Джона поежился в своем кресле.

– Моя очередь? – спросила она.

– А почему, черт возьми, нет?

Улыбнувшись, на сей раз не лучезарно, а даже с дерзинкой, она хотела глотнуть коктейля, но бокал оказался пуст, и на его краешке лишь остался след от ее губ.

– Мои родители еще живы. Отец – инвестиционный банкир, человек занятой, фанат «Янкиз»… – Она вскинула руку. – «Вперед, Янкиз!» Мать благодаря разводу обеспечила себя средствами для жизни на Парк-авеню, и она фанат расходования денег моего отца. А я стараюсь быть хорошей дочерью для обоих: ободряю их, придаю сил, пытаюсь примирить.