Сейчас…
Позже этим вечером, свернувшись калачиком на большом тростниковом кресле у входа в фазенду Джоны, Эйвери задумалась о доме. И решила, что надо бы заказать билеты обратно.
Однако вместо этого – словно выбирая меньшее из зол – надумала поговорить с матерью по скайпу. Она долго избегала таких бесед. Хотя бы с того дня, когда они с Клод решили организовать званый вечер. Просто некогда было. Тем более что в Нью-Йорке намечалось свое торжество. Пришлось бы отвлекаться на те далекие события или уклоняться от разговора о них. Только лишний сумбур в голове.
Скоро мать ответила – ее светлые крашеные волосы и лицо с совершенным макияжем появилось на дисплее. У Эйвери словно ком в горле застрял, она не могла и слова вымолвить.
К счастью, мать сразу взяла быка за рога:
– Кто ты такой и что сделал с моей дочерью?
Эйвери взглянула на свое мини-изображение в уголке дисплея и осознала, что впервые после приезда в Австралию ей надо было соответствующим образом одеться. На голове у нее царил кавардак, нос покрыт веснушками, и на ней было одно бикини.
Но не только поэтому она не могла оторвать глаз от своего изображения. Распухшие губы. Опущенные плечи. Уверенный взгляд. За последние недели она каким-то образом освободилась от прежней подавленности и выглядела… счастливой.
Стук клавиатуры в комнате Джоны вернул ее к действительности.
Моргнув, она снова посмотрела на дисплей:
– Тебе не нравится загар, да?
Каролина Шоу – она носила фамилию бывшего мужа – округлила глаза, стараясь не поморщиться:
– Ты ведь пользуешься солнцезащитным кремом. И увлажняющим тоже. И косметическим тоником. И…
– Я отлично провожу время, спасибо за беспокойство.
Мать улыбнулась в ответ, а Эйвери поведала ей о событиях в бухте – о Клаудии, Айсис и Сайрусе, о Халле и приглянувшейся ему сучке. Однако ни слова о званом вечере. И о мужчине, который занимал все ее время.
– А что тот твой приятель? – спросила мать и, к счастью для Эйвери, потянулась за чашкой с чаем.
– Какой приятель?
– Отельер. Несколько лет назад мы познакомились с его родителями.
– Люк, что ли?
– М-м-м. Погуглила о нем, когда ты его упомянула. Интересная личность. В высшей степени достойная внимания. Разведенный, – многозначительно проговорила Каролина, – но, полагаю, не отягощенный обязательствами. Ты давно о нем не вспоминала, и я подумала, что, возможно…
Эйвери подзабыла, что ее мать подобна камертону и издает недовольный звук при всяком подозрении, что какой-нибудь дьявол в мужском обличье умыкнет доченьку из-под ее крылышка.
Легче было притвориться, что ничего не происходит, или просто избегать всяких романтических отношений, чем пытаться как-то вразумить Каролину. Однако впервые за много лет Эйвери сказала прямо:
– Нет. Я встречаюсь кое с кем другим.
Рука матери с чашкой чая остановилась на полпути.
– И кто этот счастливчик?
У Эйвери екнуло сердце, когда она увидела на лице матери признаки нервного срыва:
– Его зовут Джона. Местный житель. Мы познакомились в океане. Халл – пес – принадлежит ему.
Какой ужас! Хуже описания не придумаешь. Тем не менее в решающий момент разговора она выбрала наилучшую тактику.
– Такой же симпатичный, как и тот? – осторожно поинтересовалась мать, словно догадываясь, что дочь готова разрыдаться.
– Намного привлекательнее.
Мать печально улыбнулась, а Эйвери вдруг пожалела, что завела этот разговор. Все-таки корить мать за что-то в своих мыслях – это одно, а смотреть ей прямо в глаза – словно резать по живому.
Эйвери услышала шум воды из душа. Значит, Джона закончил все дела и готовится лечь в кровать. Этот обольстительный мужчина, которым она любовалась. Однако никакие эпитеты не могли передать ее чувств, никакой рассказ не мог описать последние события.
И как же мало деньков осталось до конца лета!
Она умышленно зевнула.
Мать попыталась вскинуть брови, но после многих лет ботокса, применяемого для устранения морщинок, это оказалось невозможным.
– Пора спатиньки, родная? Иди к себе, если устала.
Однако перспектива пойти в свой номер явно проигрывала перед тем, что ждало ее в этом доме.
– Здесь совсем другая жизнь. Размеренная. Спокойная. Много солнца… – На сей раз она не удержалась и посмотрела на окно, свет из которого просачивался на грубое дерево террасы, освещенное луной. – Целительная.
Мать, судя по выражению ее лица на дисплее, намеревалась сказать что-то неприятное. У Эйвери екнуло сердце. Пожалуйста, не надо, мысленно взмолилась она, сама не зная о чем. О понимании? Прощении? Свободе от опеки? Отсрочке?
– Люблю тебя, моя девочка. Будь осторожнее. Возвращайся поскорее. – И она отключилась.
Эйвери тяжело вздохнула. Оставила планшет Джоны на скамье в кухне и прошла в спальню, наполненную паром из душа, а ее хозяин лежал полураздетый.
Ее глаза пробежали по его прекрасному телу, двигающимся мускулам на спине, светлым бедрам над загорелыми ногами, словно намекающими на таящуюся среди них прелесть.
Она подошла к нему и погладила обе его щеки, поцеловала между лопаток, усмехнувшись, когда от ее прикосновения напряглись его мускулы.
– Поговорили? – Он повернулся, а его скомканная футболка оказалась между ними.
– М-м-м… хм-м-м, – промурлыкала она и провела пальцами по его бицепсам.
– Все в порядке? – строго спросил он.
Она подняла взор и увидела, что его глаза потемнели. Он будто себя сдерживал. И она не стала дожидаться взрыва.
– Как и предполагалось. Мою мать удивило только одно.